"Живет Победа в поколениях" - Литературная страничка Шабалина Романа,

ученика 7 класса МБОУ СОШ № 23 имени С.З. Дьяченко

 

Ленинградской школьнице Тане Савичевой посвящается…

Дневник скорби и смерти

Выли метели, людей заметая следы,

Серое небо как будто лоскут на скелете,

Голос дрожащий и тонкий у страшной беды -

Голосом этим кричали голодные дети.

 

Детские слёзы, горькие слёзы звенят.

Ветер бы крошки развеял, да нечего веять...

Над Ленинградом летит за снарядом снаряд.

Строчки в блокноте как крик о беде…

Я листаю… Их девять…

 

Два силуэта дрожали в холодном углу.

Ветер врывался в окно, теребя занавески,

С жутким морозом с собой заносил он пургу...

Дети измучены были страданьем недетским.

 

Плакала Женя, свернувшись на сером полу,

Слёзы скользили быстрей от её содроганий.

Всё повторяла: «Сестрёнки, я скоро умру...»

Горько нам было в тот миг от душевных терзаний...

 

«Пообещайте, что купите гроб для меня!» -

Женя стонала и с хрипом слова повторяла.

Больше всего не хотела она, чтоб земля

Влажной холодной крупой ей в глаза попадала.

 

Нина рукой провела по её волосам.

Сразу заметив, что Женя молчит, побледнела...

Всё поняла, что случилось, по тусклым глазам

И написала в блокноте своём я несмело:

 

«Женя умерла 28 дек. в 12.30 часов утра 1941 г».

 

Бабушка часто молчала в последние дни.

Очень худая, в потрёпанной кофточке серой,

Тихо ходила, смотрела в окно на огни,

Словно пытаясь наполниться капелькой веры.

 

Утром одним собрала она нас у стола,

Тихо сказала, зажав в кулаке край рубашки:

«Знаю, что скоро не будет меня. Я б могла

Вам напоследок помочь хоть немного, бедняжки...

 

Не хороните меня, сколько сможете вы,

Хлеб за меня ешьте мой, мне он будет не нужен...»

Не было в жизни печальней, страшней той зимы.

Хуже её был лишь бабушкин хлеб нам на ужин.

 

«Бабушка умерла 25 янв. 3 часа дня 1942 г».

 

Лёка ворочался часто, когда засыпал,

Тихо кряхтел, выбирая удобную позу.

Бабушкин свитер из шерсти всегда надевал -

Холодно было, хотя уж стихали морозы.

 

Я зарывалась в подушку, пытаясь уснуть.

Скрипы, кряхтенье мешали, но я понимала:

«Лёка наш крутится, значит, болит что-нибудь...»

И из-за жалости плакала я в одеяло...

 

Помню, как мама к постели его подошла,

К брату нагнулась, присела, вздохнула глубоко...

Я отвернулась, услышав, как плачет она...

Больше в постели своей не ворочался Лёка.

 

«Лёка умер 17 марта в 5 часов утра. 1942 г».

 

Мне дядя Вася сухарик давал по утрам,

Он говорил: «Я наелся. А это остатки от хлеба».

Я прижимала кусочек к дрожащим губам,

Ела по крошкам, глядела на серое небо.

 

Я не вставала с постели - уж не было сил.

Дядя смотрел, как я ем, улыбаясь глазами...

Я понимала: тот хлеб, что он мне приносил,

Был не остаток. Жуя, я давилась слезами.

                 

Помню, принёс он в тот день мне поменьше кусок,

Тихо сказал: «Кушай, Танечка, мне уже хватит...»

Утром с постели своей он подняться не смог...

То был последний мой серый сухарик от дяди.

 

«Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи, 1942 год».

 

Помню, дрожала ночами в кровати своей,

Не помогало пуховое мне одеяло...

Молча смотрела в окно на мерцанье огней,

Горе холодное возле кровати стояло...

 

Мне дядя Лёша истории часто читал,

Я засыпала под них, забывая про голод.

Мне рассказал он о том, как один генерал

В подвиге ратном погиб, хоть и был слишком молод.

 

Дядя, бывало, меня укрывал на заре,

Видел, как я расслаблялась под теплой шинелью.

Точно он знал: без неё не уснуть сладко мне.

Дядя жалел меня, стоя над жёсткой постелью.

 

Вышла однажды из дома я птиц посмотреть,

Майское солнце нагрело холодную землю...

В дом наш в тот день заглянула холодная смерть.

Больше не грел меня дядя поутру шинелью.

 

«Дядя Лёша 10 мая в 4 часа дня 1942»

 

Помню, как мама бледнела в последние дни,

Раньше весёлой была, а теперь замолкала...

Ночью, как бабушка, стала глядеть на огни,

Молча, не двигаясь, всё у окошка стояла.

 

Тонким её силуэт и прозрачным вдруг стал,

Кофточка серая только уныло висела.

Словно растаял, куда-то исчез её стан,

Будто как свечка, расплавилось мамино тело...

 

Мама однажды глядела в окно до утра,

Утром уснула, но так неожиданно, резко.

После соседка сказала, что мама... ушла.

В доме теперь только я, шкаф, диван, занавеска.

 

«Мама 13 мая в 7.30 час утра 1942 г».

 

Тихий, холодный, усталый, седой Ленинград,

Плакали дети, страдали в домах вдовы, жёны.

И пролетал над тобой за снарядом снаряд,

И не стихали в тебе муки полные стоны.

 

Танин дневник помнит каждый на нашей земле!

Умерли Савичевы, - сколько в тех строках страданья!

Девочка, плача, писала, что умерли все.

Больше их нет. И осталась одна только Таня.